Меч Трайда мы мельком видели в манге и аниме, но, во-первых, мы не в курсе его точного функционала [лишь имя Ноя намекает на то, что по идее этим мечом можно очень эффективно упокоить любого из Семьи]; во-вторых, мы не в курсе...каким макаром он его вообще носит. Предлагаю вариант на обе непонятки. Функционал меча: уничтожение ЧС, разумеется; упокоение Ноя, т.е. отправка его...на перерождение или что-то вроде этого, с коррекцией тех косяков из-за которых Ноя постигла сия кара; убийство Ноя, тупо убийство без возможности проснуться по новой. По поводу ношения меча. Граф, к примеру, достает свой меч из зонтика, а у Трайда же, скорее всего, есть специальный пространственный карман, в котором хранится меч, который работает на манер Врат Ковчега, но значительно уступает им в размерах.

это пост из ау которое читается как ориджинал. зато можно представить, какой майтра мог бы быть отбитый в реальности при зомбиапе.

их было тринадцать.

После побега объекта с иммунитетом, проект "Ной" не был закрыт. Для ученых, хватало того, что они получили хоть минимум биологического материала, то, на что стоило ориентироваться при создании вакцины. Поэтому, в лабораторию, в ОЕАР, направлена команда из тринадцати молодых, едва не гениальных, ученых, для продолжения исследований и разработки вакцины. Во всех отчетах их зовут Номерными или Ноями, приписывая порядковый номер. По итогу, когда была бы разработана рабочая формула, после тестов на крысах, они должны были проводить оставшиеся тесты на себе. Такое себе мозговитое пушечное мясо, которое пошло бы в утиль в случае неудачи, а все результаты исследований были бы изъяты из зачищенной лаборатории. Периметр лаборатории охраняется большим числом солдат, чем было прежде, добавлены новые смены, что бы люди не уставали от постоянного патруля и периодических уничтожений забредших групп Е и Д-классов. Ц-класс появляется редко, но уносит с собой достаточное количество жизней, которые идут во благо науки, во благо человечества.
Через несколько месяцев, Пирамиде приходится признать, что исследования провалились, т.к. лаборатория разгромлена и весь персонал мертв. Кроме одного ученого, скрывшегося в неизвестном направлении со всеми данными и биоматериалами по проекту.

их было тринадцать.

- Ифааань, - худые женские руки обвиваю шею и тянут назад, вынуждая прогибать спину, чтобы не упасть к чертовой матери из-за взбалмошной коллеги. Хорошо, что шорох отъезжающей в сторону двери услышал вовремя и успел поставить колбу в держатель. Девушка посмеивается и сжимает руки сильнее, она это называет объятиями, Тринадцатый же считает это удушающим приемом и регулярной попыткой сломать его позвоночник. Не то что бы кого-то волновало его мнение на сей счет. Терпеливо дождавшись, пока от шеи отцепятся, выпрямляется, поправляя халат и пальцем спускает с лица маску, обернувшись смотрит с достаточным недовольством. Девятая улыбается, заложив руки за спину, с носка на пятку перекатывается. - Доброго утра, - улыбка становится шире и добавляется довольный прищур.
- Мы не должны звать друг друга по настоящим именам, могла бы и привыкнуть за эти месяцы, - пальцами, затянутыми в стандартные латексные перчатки, трет переносицу, хмурится. Этот разговор начинался не раз, и не два, Лауре было откровенно плевать, она считает, что вне отчетности они не должны забывать о своих личностях, именах - тем более. Переспорить ее не смог даже Богдан. После одного такого спора, Первый просто махнул рукой. Тринадцатый же так сделать не мог, его коробило, как отношение Первого, так и навязчивость Девятой. Смысл не обезличиваться, если Нои, рано или поздно, станут подопытными крысами своего же проекта. Сейчас они лишь на стадии синтеза биологического материала, полученного от иммунной особи. Самое простое, казалось бы, решение. Как раз сейчас, в пятой лаборатории проводится тест на устойчивость синтезированного материала к вирусу.
- Доброе утро, - девушка хмурится, прекращая беспечно раскачиваться, скрещивает руки на груди. Настырная. Майтра закатывает глаза и натягивает маску обратно, скрывая за ней половину лица.
- Доброе, доброе, - буркает, отворачиваясь, возвращая внимание колбе с кровью обычного человека. Сегодня на очереди отрицательный резус.

- Ифаааань, - он даже успевает немного присесть, чтобы принять ее вес на спину и не быть удушенным, как десятки раз до этого. У Девятой свой график, которому она следует и, если быть немного внимательнее к окружению, то можно запомнить. 9:33, с тихим шорохом дверь отъезжает в сторону и в помещение врывается эта святая непосредственность, орудующая хирургическими инструментами столь же профессионально, сколько элитная шлюха вагиной. Так себе сравнение, но от этого уголки губ дергаются, в намеке на улыбку, которую не видно из-под маски. Немного повернув голову, скашивает взгляд и уже собирается в очередной раз высказаться по поводу использования имен данных от рождения. - Я знаю, знаю, знаю! Ты чертов зануда! Хуже Второго, - интересно. Второй тот еще поборник правил, вызвавшийся следить за их соблюдением и строчащий по этому поводу отчеты для высшего руководства. Тринадцатый не ожидал, что даже Трайд проиграет этой занозе. - Скоро день рождение у Богдана. Думаю, мы должны устроить что-то вроде вечеринки. Доброе утро. - Девятая сползает с чужой спины и, в своей излюбленной манере, отойдя на пару шагов, закладывает руки за спину, начиная перекатываться с носка на пятку. Иногда Майтра не понимает, как она умудрилась попасть в их команду потенциальных смертников, пока не вспоминает, что все они здесь из-за мозгов.
- Мы здесь не за этим, - качнув головой, стаскивает маску под подбородок. Окинув этот оплот жизнерадостности взглядом мертвой рыбы, сжимает переносицу пальцами, шумно выдыхая. За что? Что такого ужасного он совершил в этой жизни, что ему приходится сотрудничать с таким энергичным человеком? Девятая голову к плечу склоняет, совершенно по птичьи и улыбается так безмятежно, словно вокруг сплошная благодать и радужные пони, срущие бабочками.
- Доброе утро.
- А? - тряхнув головой, Тринадцатый непонимающе приподнимает брови. Девятая хмурится, скрестив руки на груди, выжидательно смотрит.  - Да...Доброе утро, - бормочет и отворачивается к столу, натягивая маску обратно, скрывая половину лица. В держателе колба с кровью обычного человека. В последнее время он работает только с кровью обычных людей. На очереди отрицательный резус... [стоп. разве...]

- Ифаааань, - ласково, не громко тянет, едва касаясь губами его уха. Вздрагивает, лишь сейчас замечая дополнительную тяжесть на спине, от чего едва не падает на эту самую спину, лишь неимоверным усилием удерживая себя на ногах. Не простит его Девятая, если всей своей, почти двухметровой тушкой, придавит эту миниатюрную занозу всех их исследовательской группы. Тяжело вздохнув, передергивает плечами, тем самым давая понять о том, что слышит ее. Девятая сползает с чужой спины, отходит на несколько шагов и, заложив руки за спину, перекатывается с пятки на носок отвлеченно улыбаясь. - Мы уже у цели, ты знаешь? - Голову к плечу склоняет по птичьи. Повернувшись к коллеге, стягивает с лица маску, пальцами переносицу массирует.
- Странно слышать это от тебя, - усмехнувшись смотрит внимательно, краем сознания отмечая совершенно не здоровый вид ученой. В прошлый раз она выглядела лучше, а сейчас...с ней явно что-то не так. Тринадцатый хмурится, слегка подаваясь вперед, рассматривает более внимательно. Сухие, растрескавшиеся губы; кожа с болезненным сероватым подтоном; полопавшиеся капилляры в глазах и помутневший зрачок, который словно даже не фокусируется; запавшие щеки, темные круги под глазами... - Ты в порядке? Выглядишь, - пощелкал пальцами, - болезненно.
- Мы близки к цели, Фань-Фань, - Лаура едва не мурлычет, кружится вокруг своей оси, расставив руки в стороны. Тринадцатый отклоняется, чтобы не попасть под руку и считает за благо сесть на стол, закидывая ногу на ногу, с удивлением отмечая что, необходимое пространство поверхности ни чем не занято, а ведь он...что-то делал? - Доброе утро. - Девятая резко останавливается, наклоняется в его сторону и улыбается широко, так что нижняя губа треснула, собирая слишком вязкую и темную каплю крови. Подорвавшись с места, Майтра вытаскивает с ближайшей полки одноразовые салфетки и прижимает к чужой губе, промакивая кровь.
- Иди к Третьему, он обработает и нанесет заживляющий состав. В другие лаборатории не заходи, это может быть опасно, у тебя открытая рана, пусть и маленькая, - ворчит, как старый дед, терпеливо дожидаясь, пока девушка не начинает сама прижимать салфетку к губе. Благо в этом помещении относительно безопасно, и она может здесь находиться, иначе была бы уже отправлена под карантин, а потом...потом была бы свежим материалом, распиханным по колбам и пакетам, в холодильных камерах лаборатории, где безраздельно господствовал Тринадцатый. Лаура хмурится, отнимая салфетку от губы, и кровь вновь начинает сочиться, слишком медленно и не естественно.
- Доброе утро.
- Да сдалось оно тебе?! - Почти кричит, возмущенно взмахивая руками. Девятая подходит ближе, с настойчивостью, достойной танковых дивизий времен мировой войны. Уровень раздражение доходит до критической отметки, из горла рвется откровенное рычание. Больная баба. Крутанувшись на пятках, поворачивается спиной и натягивает обратно маску на лицо. - Доброе утро. - Он не видит, как Девятая удовлетворенно кивает и тихо уходит, словно в воздухе растворяется. Все это не важно, сейчас стоит успокоиться. Ему нужно работать с незараженной кровью. На очереди отрицательный резус... Майтра замирает, стискивая в пальцах колбу так, что по стеклу скрипят перчатки. [это уже было. я попал в ебаный день сурка!?]

- Ифаааань, - тонкие пальцы сжимаются в районе плечевых суставов, причиняя дискомфорт и некоторое количество боли. Тринадцатый передергивает плечами, в надежде сбросить или, хотя бы, ослабить хватку коллеги. Девятая прижимается со спины, упираясь лбом между лопаток, стоит так несколько секунд, после чего отпускает. - Ифань.
Майтра жмурится, мысленно зачитывая мантру спокойствия и задерживая дыхания, протяжно выдыхает, немного расслабляясь. Обернувшись, стаскивает с лица маску и дергает углами губ, в намеке на усталую улыбку, с толикой раздражения. Как же его бесит несоблюдение правил, в которых черным по белому прописано что, нельзя использовать настоящие имена. Это вызывает эмоциональные привязанности и дает личность, которой быть не должно. Они будущие расходники, как же она не понимает? Лаура держит руки за спиной, перекатываясь с носка на пятку, улыбается и выглядит откровенно жутко. Почти как оживший труп, которые в изобилии разгуливают за пределами периметра.
- Мы не должны звать друг друга по имени, сколько раз это необходимо повторять? - На самом деле, он уже подумывает написать жалобу Первому, но Богдан ее проигнорирует, он слишком многое спускает Девятой с рук. Вид девушки вызывает здоровое опасение за ее самочувствие. Тринадцатый хмурится, подходя к ней практически вплотную, натягивает обратно маску и занимается чисто визуальным осмотром, пока что. Видимое ни разу не радует, Лаура словно и правда мертва, от нее даже холодок идет, и движения не такие плавные, как раньше, что уж говорить про цвет кожи и все остальное. - Тебе стоит немедленно идти в мед. отсек. Сейчас позвоню и они подготовят необходимое для забора материала на анализы, а также палату, в которой ты побудешь до выяснения всех деталей и стабилизации состояния в положительной динамике. - Предельная серьезность не действует на беспечно улыбающуюся ученую, она лишь улыбается еще шире, от чего сухие губы растрескиваются, открывая окровавленные зубы.
- Ты убил нас, Фань-Фань, - говорит нараспев, прикрывая глаза. Тринадцатый вздрагивает, смотрит непонимающе.
- О чем ты говоришь?
- Ты убил нас, Фань-Фань, - повторяет с тихим смешком.
- Ты бредишь, - натянуто посмеивается, отходя от Девятой, - немедленно иди в мед. отсек, для своего же здоровья.
- Ты. Убил. Нас. Фань-Фань, - теряя всю беспечность чеканит каждое слово, подходит вплотную, смотрит снизу вверх из-за значительной разницы в росте. Майтру это напрягает до нервного передергивания и единственное, что может сейчас привести разум в порядок, после таких странных заявления, работа. Он игнорирует испытующий взгляд, игнорирует настойчивое вторжение в личное пространство. Отворачиваясь к рабочему столу. Сегодня он работает с обычное человеческой кровью, не зараженной. На очереди отрицательный резус...
- Ты. Убил. Нас. Фань-Фань, - женские руки обнимают, сцепливаясь пальцами в замок поперек грудной клетки, сжимают с силой, мешая нормально дышать. - Доброе утро. - Зубы вгрызаются в шею, отрывая кусок плоти, болью прошивает все тело и Тринадцатый орет, захлебываясь кровью. Дергается в чужой хватке, прекрасно понимая, что это все, это ебаный конец, это не перерезанное горло, которое можно зажать, зашить и выжить, если вовремя оказана помощь. Это отсутствующая половина шеи, раскушенная грудино-ключично-сосцевидная мышца вместе с ременной и всеми находящимися рядом, открытый доступ к судорожно дергающейся глотке, разорванные вены с сосудами и адская потеря крови. Лаура выпускает из своих убийственных объятий, улыбается окровавленным ртом, сглатывая кусок плоти и кровь. Падая на пол, Майтра уже ни о чем не думает, лишь чувствует, как холодеет, как кровь толчками покидает тело, разливаясь живописной лужей и пропитывая белый халат, маску, волосы. Мутным взглядом наблюдая за Девятой, с лица которой пропадает улыбка. Она скрещивает руки на груди и наклоняется. - Доброе утро.

нас было тринадцать.

Подрагивающие веки распахиваются, во взгляде золотисто-карих глаз мало осознания происходящего здесь и сейчас, разумом еще в другом времени и пространстве блуждает, от фантомных болей морщится, которых априори быть не может, ведь ничего такого не случалось. Зрачок расширяется, практически полностью скрывая за собой радужку, и Майтра наконец втягивает воздух, сквозь зубы. Блядский сон. Выдох, прикрыть глаза и поднять тело с дивана. Нет ничего сложного. Прислушаться к происходящему за дверьми других помещений. В одной из комнат все еще рыдает и поскуливает не зараженный образец, в другой комнате практически тишина, если не считать хрипов и рычаний. Тринадцатый улыбается углами губ и довольно жмурится. Идиллия. Он и его образцы.
Смотреть на время хочется меньше всего. В Норах вообще во времени легко запутаться, поэтому много покусанных, сожранных, напуганных до усрачки и холодильники забиты материалом, да и голодать не приходится. Кстати. Прислушивается к своим ощущением. Желудок не крутит и пока нет даже намека на сосущее чувство, после которого едва ли не рвет крышняк от желания вцепиться в чей-нибудь филей, отгрызая львиный кусок. А то было дело, на первых порах, после изменения, благо успел быстро сожрать визжащую девчонку. Хрустнув шеей, быстро дошел до стола, заваленного тетрадями, журналами и отдельными листами с различными графиками, выуживает нужный журнал с прикрепленной к нему ручкой, открывая на крайней из исписанных страниц. Крутанув ручку в пальцах, записывает новую дату, без времени и откладывает в сторону. Для визуального осмотра хватает пары минут внимательного разглядывания самого себя в зеркало, отсчет пульса, прослушивание сердца, измерение температуры, набранная в маленькую пробирку кровь из пальца, мазок слюны. Стандартные ежедневные осмотры для отслеживания собственных изменений. Садясь за стол, разгребает немного свободного пространства, что бы можно было сделать запись.
«День 367 после введения первой вакцины для прививания иммунности.
Визуальный осмотр не выявил новых изменений. Склера темно-серая с черными капиллярами. Радужка золотистая. Зрачок вытянут на 1 мм от нормы. Кожа серая, язв, гниения и других отклонений не замечено. Видимые вены темные, ближе к черному, темнее не становятся. Ногти черные, с момента прекращения роста прошел 51 день, изменения структуры не замечено. Волосы потеряли пигмент, отрастают крайне медленно, 0,5 мм за два месяца, изменения структуры не замечено. Пульс прощупывается, замедленный, 21 уд./мин. Температура тела 29,1 °c, медленно понижается с момента последнего питания. Последний прием пищи 5 дней назад, употреблено свежее человеческое мясо с области икроножной мышцы.»
Крутанув несколько раз ручку в пальцах, закусывает кончик со стержнем, внимательно перечитывая запись. Никакой системы, проебана, Второй убил бы за подобное халатное ведение отчетности, особенно о собственном состоянии. Но, Второго больше нет. Никого кроме Тринадцатого нет, о чем он позаботился лично и из-за чего видит сны с вьетнамскими флешбеками и другой ПТСРной мутью. Хмыкнув, захлопывает журнал, подхватив со стола герметично запечатанную пробирку с кровью, отыскивает в хаосе стола липучий стикер, на котором калякает дату и показатели по пульсу и температуре, оставляя место для насыщенности кислородом, количеству кровяных телец и степени зараженности, после чего лепит бумажку к стеклу. Ручка крепится к обложке журнала, а сам Тринадцатый идет в другое помещение, где холодильники.
Дверь безбожно скрипит, пока открывает ее, наваливаясь плечом, проскальзывая в образовавшуюся щель. Быстро доходит до холодильных шкафов, куда и ставит стеклянную емкость. Встряхнув руками, вытаскивает из упаковки пару перчаток, а из другой маску. Натянув перчатки и маску, замирает, прикидывая алгоритм следующих действий. Два осмотра, один забор крови и два забора тканей. Чужое судорожное дыхание несколько раздражает, Майтра практически чует, как здесь пасет страхом, отчаянием и мочой из переполненного памперса. Ну хоть рыдать перестал, хотя лицо все еще мокрое, воспаленные глаза и заложен нос, все признаки недавней истерики. Задержать дыхание. О, еще и обделался, мужчины вообще менее устойчивы оказались к подобным процедурам. [о, господи, называй все своими именами, это блядское издевательство во имя науки и пожрать] Подойдя к операционному столу, замирает, от чего объект начинает потряхивать, и ко всем другим добавляется запах свежей мочи. Закатив глаза, прихватывает за подбородок, поворачивая голову в разные стороны, ища признаки заражения; насильно раскрывает рот, осматривая ротовую полость, оставаясь относительно довольным, кроме сухости и яркого запаха гнильцы; грудная клетка, руки в порядке; здоровая нога тоже в порядке. Задумчиво хмыкнув, прослушивает сердце, считает пульс и меряет давление, самому себе кивает и берет, прикреплённый к столу, за цепочку, планшет с ручкой, записывая показатели. Задумчиво оглядывает повязку на другой ноге. Пострадавшая в следствии питания икроножная мышца. Он сам ее потом обрабатывал, шил и накладывал перевязку, делал то, в чем, откровенно, не силен, т.к. с живыми мало работал, а ходячим трупам без разницы, будут их штопать или оставят кишки висеть до пола.
- Ладненько, а теперь осмотрим место укуса, - хлопнув в ладоши бормочет под нос, склоняясь над чужой ногой. Аккуратно снимает повязку, а в нос сразу забивается запах крови и гноя, вот это блядский поворот, вчера ж не было. Моргнув, присматривается, и правда, ткани начали загнивать, без видимых причин. Метнувшись до шкафа, вытаскивает шприц и без всяких церемоний вгоняет иглу в вену, делая забор крови. Человек мычит, стискивая зубами кляп, и Майтра улыбается ему несколько нервно, вместе с тем возбужденно. - Секунду, дорогуша, и я тебе все расскажу. - Подмигнув почти бежит до микроскопа, подготавливая стекло и кровь. Припав к линзе, замирает, вглядываясь в кровяные тельца, точнее в то, что должно ими быть. - Вот это поворот. Представляешь, чувак, оказывается я заразный. Впервые попробовал свежатину и такое веселье, - оторвавшись от микроскопа, поворачивается к объекту сложив руки на груди. - Спасти тебя не получится, зараза распространяется хоть и медленно, но отрубленные конечности не будут ей преградой, она уже по всему организму, скажем спасибо твоему сильному сердечку. Что же с тобой делать... - закусив губу пальцами по подбородку постукивает, прикидывая варианты развития событий. Убить, разделать и в холодильник? Вырастить собственного зомби? Покормить уже имеющуюся нечисть, находящуюся в другом помещении? Можно все же попробовать ампутировать ногу и посмотреть, как это отразится на скорости развития заражения, т.к. оно идет достаточно медленно, после укуса прошло пять дней, и только на пятый день начали проявляться первые признаки. Да, отпилить ногу. Очки, халат, пластиковый костюм, что б не обляпаться кровью по самую макушку, шапочка, дополнительная пара перчаток. Пила, где же пила. Майтра мечется по помещению, раскрывая все шкафчики и все же находит искомый инструмент, даже к сети успевает его подключить и послушать ее визг. Объект выглядит так, словно готов прям сейчас отъехать, а Тринадцатый жутко счастлив, что их зомби-апокалипсис хоть немного комфортный в плане электричества, интернета и других мелких благ цивилизации, вне зависимости, что они в самом центре заражения, в той самой больнице, только на подземных ярусах, которые использует для собственных нужд. Когда он подходит к операционному столу и уже примеривается что б начать отпиливать конечность, объект начинает активно дергаться и мычать через кляп, привлекая внимание. Недоуменно вскинув брови, Тринадцатый склоняет голову на бок.
- А, точно, забыл про жгут и обезболивание, прости, но наркоз не светит, его маловато, а тратить на будущий труп не хочется, - улыбки не видно из-под маски, зато глаза щурятся, отражая все то довольство, которое испытывает от сложившейся ситуации, пусть они и внезапна. Отложив пилу, вытаскивает из ящичка жгут, упакованный шприц и колбы с обезболом. Перетягивает ногу выше колена, на ладонь, вскрывает упаковку со шприцом и уже собирается отпиливать верхушку от колбочки с обезболивающим, когда в наружную дверь достаточно ожесточенно долбятся. Посмотрев на объект, хмурится, в попытке вспомнить, ждал ли кого-то, но в голову ничего не лезет кроме необходимости отчекрыжить покусанную им самим ногу.

В дверь продолжают настойчиво долбиться с перерывами в несколько минут. Майтра мало понимает такую настойчивость, все же ждать пришлось не меньше сорока минут, пока не закончил со спонтанной операцией. Хотя, в некоторой мере такая настойчивость вызывает уважение, наравне с раздражением. Тихие переговоры о занятости и том, что нужно дождаться, ведь никто не видел, что бы ученый покидал свою территорию. И только ловя на себе испуганные взгляды, понимает, что на столько торопился избавиться от раздражителя, что не снял с себя заляпанные кровью вещи. Стаскивая маску под подбородок, оставляя на щеках и самой маске кровавые разводы, Тринадцатый вежливо улыбается, приподнимая брови, тем самым мотивируя на объяснения подобной настойчивости и, почти, срочности. Компания мужчин тушуется, отходя на пару шагов назад и выталкивают вперед себя девушку. Майтра недоуменно склоняет голову к плечу.
- Вы просили найти вам интересного помощника, - басит один из пришедших, потирая ладонью затылок. Да, что-то такое припоминается, только, вряд ли в этой особе есть что-то интересное. Выглядит не лучше, но и не хуже стандартного жителя Кротовых Нор. Может чуть более крепкое телосложение и устойчивость к физическим нагрузкам...сможет ли она таскать на себе сопротивляющиеся трупы? В крайнем случае...ее можно съесть.
- Что же в ней такого интересного? - Оглядывает девушку внимательнее, обходя ее по кругу, пока мужики отходят еще дальше, морщась едва не брезгливо, от чего Майтра откровенно скалится, зная, на сколько жуткое впечатление может производить своей внешностью.
- По слухам, ее уже кусали, и она живая, - от самого дальнего и молодого из сопровождения. На него сразу шикают и одаривают подзатыльником, выговаривая за сбор идиотских слухов. А вот Тринадцатый замирает, уже с большим интересом рассматривая приведенную, немного наклоняется, чтобы сравняться глазами по уровню ее, всматривается. Хмыкает чему-то своему да рукой на мужчин машет, мол, пиздуйте нахуй отсюда. Кажется, это служит для мужиков тем самым спусковым крючком для бегства. Новенькие, еще ни разу к нему не приходили для обмена. Посмеивается, полностью выпрямляясь и приглашающе распахивает дверь в своё обиталище.
- Велком ту зе тим, - тянет, добавляя в голос противной писклявости.

[indent] Капитан Айзен мертв. Капитан Айзен просит ее отомстить за свою смерть. Капитан Айзен говорит, что во всем виноват Хицугая.

[indent] Дикость. Какой-то дурной сон. Хинамори хочет проснуться, но проснуться не может, потому что это реальность, в кои-то веки не иллюзия. Реальностью — меч, пробивающий насквозь; темнота, а потом — белая палата.

[indent] До этого дня она редко была в лазарете, почти никогда. На тренировках сложно было получить серьезные травмы, а незначительные она залечивала кайдо; будучи мастером демонической магии, исцелять тоже умела. Сражалась с Пустыми только один раз, но и тогда не была ранена, а лейтенантов не отправляют на задания по зачистке обычных Пустых или патрули.

[indent] Белизна слепила и жгла веки. У двери колыхнулась реяцу Исане, Исане выглядела виноватой, пока осматривала Момо. Виноватой или взволнованной. Никто не любит сообщать новости, которые могут разрушить чужую душу, но Исане пришлось: иначе бы Хинамори не успокоилась, она все еще не получила ответов, которые так отчаянно искала.

[indent] Правда не принесла ни капли удовлетворения, только пустоту. Айзен-тайчо был предателем, он обманул всех, он притворялся не тем, кем является, он открыто объявил Готею-13 войну и покинул их мир, унесясь в иное измерение. Он, Гин и Тоусен.

[indent] Айзен-тайчо хотел быть богом, а Хинамори ничего для него не значила — она была пешкой, которой можно пожертвовать. Которую не жалко пожертвовать.

[indent] Он не мог так думать о ней, он был с ней заботлив, он многому ее научил, он всегда ее успокаивал, он спас ей жизнь.

[indent] Хинамори говорит себе: он запутался. Он заигрался. Либо он — марионетка, выполняющая чужую волю, но чью? Точно не Гина. В предательство Гина ей тоже не хочется верить. Тоусен? Тоусен всегда держался отстраненно, загадочно, и кто знает, что за мысли и идеи крутились в его голове, что он видел на дне своих слепых зрачков?

[indent] Кто бы ни был виноват, а она тоже виновата. Ярость застила глаза; не стоило поднимать меч на Киру, еще больше не стоило угрожать Широ. Проклятую записку нужно сжечь и развеять пеплом, но она служит уликой, ее забрали люди из Оммицукидо.

[indent] [indent]  "Я прошу тебя, не как капитан, а как человек"...

[indent] Вдруг это письмо на самом деле было криком о помощи? Вдруг в нем был тайный шифр? Вдруг...

[indent] ...вдруг они с Хицугаей больше никогда не будут друзьями из-за ее глупости? Вдруг она потеряла и его? Воспоминания меняются жуткими картинками пока еще не случившегося: близкие ей люди отворачиваются от нее, ее отстраняют от управления отрядом, лишают звания и шеврона, отправляют обратно в Руконгай к бабушке... или лишают сил шинигами и изгоняют в мир живых... или-или-или. Половина страхов иррациональна, и разумом Момо это понимает, но разум временно отказывается повиноваться. Тобиуме не отзывается, а когда Хинамори удается-таки докричаться до занпакто, та коротко бросает "дура", звенит бубенчиками и на том диалог завершается.

[indent] Дура. Она права.

[indent] Стены лазарета словно смыкаются вокруг, хочется убежать отсюда, но куда — неизвестно. В Пятом отряде все будет напоминать об Айзене. Момо кажется, что куда бы она ни пошла, все будут смотреть на нее с осуждением и жалостью, и ей нужно отдыхать, нужно восстанавливаться: рану Унохана-тайчо залечила, но залечила ту, что на теле, а на душе даже такой великий медик, как она, не сможет. Хинамори пережила слишком сильное потрясение.

[indent] К ней заходят Нанао, и Кийоне, и Омаэда, приносят ей книги и разные сладости, Омаэда тащит целую корзину персиков. Заглядывает Кира, они мирятся: Киру тоже ломает изнутри предательство того, кому верил. Хинамори немного легче, но она ждет Тоширо, а тот не показывается — но потом Исане говорит, что Хицугая на задании в Каракуре, и Момо сразу успокаивается: если на задании, то не намеренно игнорирует ее и есть шансы на примирение.

[indent] Ей необходимо поговорить с ним, как можно скорее, и когда Ямамото связывается с отрядом Хицугаи в мире живых, она просит разрешить и ей, и Главнокомандующий разрешает. Экран рябит, Момо кажется, что весь мир рябит так же, нереальный, пластмассовый.

[indent] В итоге Хинамори делает только хуже, но тогда сама не понимает.

[indent]  [indent] "На самом деле Айзен-тайчо не может желать нам зла".
[indent]  [indent] "Возможно, им кто-то управляет".
[indent]  [indent] "Возможно, Тоусен? И им, и Ичимару-тайчо".
[indent]  [indent] "Возможно, с ними стоит поговорить..."
[indent]  [indent] "Может быть, их нужно спасти, а не убивать?"

[indent] Ладонь Ямамото накрывает ее глаза, вновь застилая сознание темнотой.

*          *          *

[indent] А потом опять белизна, лазарет, персики на тумбочке у кровати и грызущее чувство вины. На груди останется шрам, Момо попросила Унохану не сводить [услышав, та очень понимающе улыбнулась] — пусть будет памятью. В Пятый отряд идти все еще страшно, всеми делами временно занят третий офицер.

[indent] Хинамори говорят отдыхать, и она послушно отдыхает: читает принесенные Нанао книги [из ее библиотеки, не из той, что принадлежала Айзену], ест персики и дремлет. Тени под глазами исчезают, она все еще выглядит не лучшим образом, но уже здоровее.

[indent] За дверью леденеет знакомая родная реяцу — или кажется, или правда. Момо прислушивается, активирует духовное чутье так сильно, как пока может, но тут и без этой слежки в сёдзи стучат и с шелестом дверь открывается.

[indent] — Хицугая-кун, — вырывается у Хинамори само собой; она признала, что он прав, что давно стоит звать его "-тайчо", но никак не получается себя переучить. — Д-да, мне стало намного лучше.

[indent] Или хуже, тут как посмотреть. Физически — хоть завтра на службу, а в душе адская пустота и демоны скалят острые клыки. И что сказать? Извиниться? Она уже извинилась. За другое только. Спросить, как продвигается расследование и подготовка к войне? Тогда снова всплывет имя Айзена.

[indent] Момо прикрывает глаза и решает пойти на компромисс: в детстве она часто прибегала к этому средству, когда они с Широ ссорились. Тогда помогало, сейчас вряд ли, но все равно лучше, чем сидеть молча и ненавидеть себя за это молчание.

[indent] — Хочешь шоколадку? — предлагает она. — У меня столько сладостей, что если все сама съем — лопну; Омаэда-кун очень милый, но иногда перебарщивает...

[indent] Между строк, молча: давай немного не о войне, не об Айзене, не о предательствах и сражениях с друзьями, давай хотя бы минуту притворимся, что этого не было.

[indent] Потом придется вспомнить и наконец поговорить серьезно, но потом.

Извечное преимущество шута состоит в том, что за гримасами и шутками не видно истинных чувств и любую боль, отчаяние что вот вот захлестнет с головой, можно спрятать в них.  Но извечная проблема шута в том, что за гримасами и шутками не видят истинных чувств — как много гордости он уберег, играя нарочно комедию в момент, когда душа обливалась кровью, но как много потерял пока спасал свою гордость, потому что увидеть каждый из тех раз хоть кто то, что крылось за этими ужимками, все могло быть по другому. Но боль душевная  может быть тем топливом, которое  — разлагаясь — превращается в способность вынести любую боль физическую, закаляет нервы в стальные корабельные тросы, и никому никогда больше не прорваться сквозь возведенные крепостные стены из этого яда, кроме одного единственного…
… того, к кому ты не можешь быть равнодушен. Не так ли, Локи? Кто это выдумал, что рептилии бесстрастны? Кто придумал, что это идеальное сравнение для тебя? Всего лишь проклятый маскарад, так пляши же, король-марионетка! Несчастный шут, время твоего представления и кто бы знал, что настанет миг, когда твой текст на сцене должен быть тем, что нужно было сказать искренне. Давай, трикстер. Давай!
Локи улыбнулся. Легкой и даже дружелюбной улыбкой озарились тонкие губы, и пеленой нежности подернулись глаза, когда он почти впечатался спиной в какую то то ли колонну, то ли каскад для цветов.
— Вытерпеть такую ничтожную малость, как общество лицемерных людей, чтобы иметь счастье увидеть тебя — это стоит того, — серо-зеленые глаза внимательно и жадно, почти вожделенно следят за каждый движением, в котором трудно найти грубость или отсутствие грации — ванесса никогда не уронит своего достоинства настолько, если способна вообще. Ему всегда казалось что это просто врожденный дар — быть элегантной богиней в любой ситуации. Но этот взгляд такая же ложь, как эту улыбка. Ему нельзя сейчас показывать ей свои настоящие глаза, потому что в них ванесса уловит отражение грусти и давней боли на незажившей ране, приправленных свежим чувством вины. Она не подозревает, что уходя вместе с ним с толпы делает то, что нужно Локи, ведь если разговор пойдет не так, домой к асам она не вернется.  Она сделала тот ход, на который рассчитывал трикстер, начавший свое появление именно так и именно с таких нот, и чтобы не сделала дальше, это уже не изменить. Выстроив свой план, найдя союзников — и каких! — и настроенный любой ценой получить сейчас нужную информацию, трикстер прекрасно знал как далеко ушел и все дальше уходит от красивой картинки асгардской семейной идиллии.  Ему пора смириться и с этим — чтобы он не сказал, как бы искренен не был сейчас на самом деле, желаемое в идеальном варианте не получить. Чтобы владеть ей, о хорошем отношении придется забыть. Когда все карты вскроются и истина станет неприглядно нага, ванесса не простит ему ничего из этого списка, она будет ненавидеть его и возможно даже презирать. Но даже заранее зная об этом, спине снова становится холодно от противной череды мурашек по хребту.
Иногда ты бываешь противен сам себе, да Локи? Жалкий полукровка, не принятый ни одной из рас. Вся твоя слава — умение лгать. Вся нужда в тебе — твои знания. Попрощайся с последним, кто любил тебя, и переворачивай страницу текста своих реплик.
В горле противно царапая встает против всякого плана ком. Пора трепетно брать ванессу за руки, ласково гладя  бархатную кожу пальцами, проникновенно смотреть в глаза привлекая к себе и ворковать томно и низко какой то романтичный бред, который так нужен женщинам всех миров для уверенности в чужих чувствах и собственной значимости, но этот ком будто стягивает гортань липкими и холодными щупальцами, лишая возможности управлять своими собственными голосовыми связками.  И Локи чувствует, что тратит драгоценное время на повисшее молчание между ними, просто глядя на девушку. Кровь бьет в висках внезапно слишком гулко, он слышит перемещение каждого лейкоцита под своей коже вдоль линии роста волос, хотя наступает момент когда сердце кажется не бьющимся, пусть рационально это невозможно. Когда его сердце действительно остановится, он умрет.
—  Танос их не убил…. — вырывается глухо и хрипло, еле различимо на фоне громкой музыки там в доме. И асгардец точно проигравший волк, опускает взгляд себе на носки ботинок. — … твоих смертных. Можно ли назвать это жизнью, я не знаю, но и в мирах мертвых их нет.  Не смог…или таков дефект использования не всех камней в момент щелчка, пока не знаю. Сигюн! — резко выпрямляясь снова, он оказывается близко почти вплотную за долю секунды, будто ускорив время. И жестко, но стараясь не причинить боли, в ответ также берет девушку за предплечье пальцами, оттаскивая на себя и на несколько шагов назад, уводя их от обзора из дверей в тень густой растительности зимнего сада на одну из посыпанных гравием боковых дорожек. – Скажи, без притворств и игры, ты доверяешь мне? — взгляд становится темнее, приобретая все более зеленый тон, а голос звучит резче и обрывается на каждом слове. – Могу я верить тебе? — план катится в бездну к Суртуру, уносимый эмоциями и страхом невосполнимых утрат, и внутренний рациональный голос уже вопит на все лады, но Локи его игнорирует. И только пристально смотрит в глаза ванессе, даже не моргая чтоб ничего не упустить, обхватив ее лицо ладонями — вынуждая смотреть неотрывно только на себя, сминая пальцами края прически и даже не замечая этого. — Скажи мне, поклянись Игдрассилем, я могу беззаветно верить тебе? Ради моего мифического блага, ради блага всех асов, ради блага твоих милых мидгардцев… ради любых добропорядочных отговорок… предашь ли ты меня, если я доверюсь и обману твои представления о своих мыслях и помыслах?